ЭТАЖЕРКА (№20 от 30.05.2012)

Этот старый и обшарпанный предмет для меня из категории одушевлённых…Часто видишь рядом с мусорным контейнером какую-либо мебельную рухлядь. Бывшие хозяева её, видимо, разбогатели и уже стыдятся этих простеньких сервантов, кресел и диванов. Ведь нынче настоящий бум на рынке более изысканных вещей домашнего комфорта.

Этажерочке моей, наверное, лет полтораста… Ни разу в голову не приходило взять, да и снести её на мусорку, как делают с подобными вещами многие сограждане. Мой домашний «раритет» хранит память жизни дедушки Кузьмы и мамы. По уму сработанное стародавним мастером изящное столярное изделие украшало горницу в дедовском деревянном доме. За стеклом на полке в верхнем этаже его искрились рюмки из старинного стекла, бокалы, разная фаянсовая и фарфоровая утварь.

На видном месте, по рассказам мамы, стоял, как сторож на своём посту графинчик с крепенькой рябиновой настойкой. Кузьма Иванович, иной раз, завернув домой с мороза, после стопочки-другой рябиновки, чаёвничал, рассказывая домочадцам разную бывальщину из личной практики ветеринара. Фельдшера Кузьму Ивановича Дубровина знали многие владельцы живности ещё дореволюционного Симбирска.

К его услугам чаще прибегали симбиряне с Конной слободы. Но, бывало, среди ночи и разбудет стук в калитку мужика из пригородной деревеньки… Выручай, мол, Христом-Богом просим! Кормилица-то наша, коровёнка, никак не может разродиться!.. Рассказывают, дед был безотказным лекарем животных. С бедных за услугу мог от платы отказаться, разве что пяток яичек сунет баба в саквояж… Потому-то средь простого люда уважение имел.

Спуск к Свияге, что по Воробьёвой улице с двухэтажным деревянным домом я запомнил будучи ещё в дошкольном возрасте. Не забудешь, как с братвой–погодками катались с ветерком на санках и ледышках. Летом больше «партизанили» в овраге, по сараям, огородам. Тут же по дворам сновали куры, козы, поросята, умудрялись даже горожане содержать коров.

Старожилы этой улицы, конечно, помнили Кузьму Дубровина, который к старости серьёзно занедужил и покинул этот мир зимою сорок первого. Он всё тревожился за маму, лейтенанта-фельдшерицу, служившую в армейском госпитале аж в далёком Забайкалье… В выборе профессии, видимо, на маму повлияло дедово занятие. Правда, как тогда считалось, ветеринария - всё-таки удел мужчин. Поэтому пошла учиться в медицинский техникум.

… В небольшой квартирке деревянной двухэтажки, что на Ворбьёва, мы после войны ютились всей семьёй, то бишь вчетвером. С сестрёнкой в этажерке дедовой находили сладости давнишнего хранения: печенье и варенье, горсть изюма, да сухой компот, фруктовый чай… Вся эта «бакалея» с небольшим запасом круп и сухарей располагалась в нижнем ярусе с двустворчатыми дверцами. Повыше - ящички с медикаментами, аптечка. А наверху среди посуды без старого хозяина уже долго пустовал графинчик…

Маму потянуло ближе к дедовой родне и мы переселились в Инзу. Этажерку водрузили на почётном видном месте зала, купленной в райцентре половины дома… Дворик, садик-огородик, полисадник и грачиный гвалт средь мощных тополей…

Всё запечатлелось в детской памяти, вместе с той домашней живностью, с которой суждено было делить свой быт. Сторожевая псина гоняла вдоль забора кошек. Крольчиный выводок ушастый рыл норы - выходы из заточения в землянке. Коза на привязи истосковалась по траве с лужайки. В сарае бесновался поросёнок. Ещё квохтал десяток кур, что восседали гордо на шестах в клети. Они смешили моего отца своим чопорным серьёзным видом.

- Не курятник, мать честная, а палата лордов из английского парламента!.. — усмехался батя, подсыпая курам их любимого пшенца.

Воскресным вечером, бывало, заходила мамина подруга с мужем в гости. Магнитофонов, телевизоров тогда в помине не было. Вечер коротали за картишками, а иногда с бутылочкой десертного, да патефоном… В разговорах вспоминали своих родичей, здравствующих и усопших. Рассматривали фото из семейного альбома, что хранился тоже в этажерке. На одном из них в мундирах унтер-офицеров старой армии стояли дед Кузьма и брат его родной Иван.

Несмотря на грозный вид лихой закруткой усов вверх, глаза деда искренне светились добротой. Ещё в годы первой мировой Кузьма Иванович начал постигать профессию ветеринара, врачуя полковых коней. А к старости всем ближним завещал не обижать животных - божьих тварей, пусть это будет даже курица… Я ненавидел живодёров, но любопытство и случайность как-то привели меня в конфуз и сильное расстройство. У пеструшки-клушки, что насиживала кладку в доме у печи, я решил проверить, не проклюнулись ли цыпочки? Осторожненько просунул руку под наседку и сразу усомнился в поговорке: «курица не птица, прапорщик не офицер». Я услышал не обычное квохтанье, а почти орлиный клёкот, стук по полу не куриных, а «кавалерийских» шпор!..

Клушка гневно заметалась по квартире. Я по глупости - за ней, пытаясь возвратить её на место… Куда там! Она взмахнула крыльями, взлетев до трехметровой высоты. Теперь взирала грозно с верха этажерки. Сгоряча я сразу же полез на штурм без подготовки, не подставив табурет. Этаж верхний накренился и обрушил всю старинную и ценную посуду на пол… Это была жуткая картина!...

Я застыл в оцепенении перед грудой битого стекла. Что теперь мне оставалось? Ждать родителей и терпеть сечу офицерского, отцовского ремня? Первой в доме появилась мама и схватившись за сердце, прислонилась к косяку двери. Затем направилась к сараю в поиске, что подвернётся под руку… Я успел нырнуть в калитку и до полуночи не появлялся дома... Поздним часом было видно, что родители уже остыли. Из-под клушки доносился писк цыплят…

Ночью мне приснился дед Кузьма, который что-то толковал моим родителям, поглядывая на меня. Порка, мол, не метод воспитания, а пережиток прошлого. Так что душу парню не травмируйте!.. Потом дедушка придвинулся к моей постели:

- А ты, внучок, в кого такой чрезмерно любопытный? Запомни, что любая Божья тварь своё потомство не бросает просто без причин. Сморозил глупость, Бог и наказал…Не в Писании ли сказано, чтоб Божью тварь не обижать.