Обама (№32 от 22.08.2012)

Обама - щенок, которого принесла «дворянка» Массандра в начале лета. Он был тёмно-коричневого цвета, с белым треугольником на грудке. Кличка Обама напросилась сама, он её тоже принял, весело виляя хвостом.

Раньше у меня никогда не было собаки, это первый щенок в моей жизни. В детстве, как каждый ребёнок, я просил у родителей разрешить держать дома собаку. Отец даже предлагал принести из милицейского питомника щенка немецкой овчарки. Но мама сказала, как отрезала: «Я у вас вместо собаки!».

Но в деревне Молвино, имея за спиной сорок четыре года жизни, можно себе позволить и собаку, и кошку, и кого угодно, хоть крокодила. Но до него не дошло, а кот по кличке Че появился. Его привёз на лето мой брат Сергей. Кот в силу своей молодости быстро подружился с Обамой. В играх никогда не выпускал когти, безропотно уступал Обаме свою долю угощений. А когда Обама залезал на него сверху и покусывал то ухо, то шею, Че урчал на весь двор.

Постепенно определились обязанности каждого жителя дома. Массандра сторожит свою пищевую территорию (а это около пяти домов). Она кормится по милости деревенских жителей, не забывая подкармливать и Обаму: приносит ему косточки с мясом. Внешне похожая на лису, Массандра мгновенно выполняет только одну команду «Умри». Она ложится на спину, оттягивает задние лапы, а передние складывает на груди, лукаво отводя в сторону глаза, как будто делает это не за еду. Че ловит мышей, и не только у моего дома, но и у соседей.

Только Обама никогда не уходил со двора, лая на всех чужих. Щенок сразу определил для себя одного хозяина, выполнял только мои команды. Сопровождая меня, Обама никогда не забегал вперёд, бежал справа и чуть-чуть сзади. Гладить его было одно удовольствие: хвост замедлял свои движения, Обама смиренно замирал и, подавая переднюю правую лапу, преданно смотрел мне в глаза.

Он родился в сарае, а когда подрос, перебрался жить под дом, воспользовавшись дыркой в фундаменте. Под полом было сухо и прохладно в жару. Взрослые собаки в дыру не могли пролезть, и он спокойно на них лаял, подавая сигнал хозяину о непрошеных гостях. Были и другие непрошеные, но желанные гости, на которых задорно лаял Обама. Это ежи. Они приходили по ночам, помогая Че ловить мышей. Была от них и другая польза. Они жуть как не любят змей, без страха нападают на них и душат, так как заботливая природа одарила ежей устойчивостью к змеиному яду.

Обама рос. Росли и его зубы, требуя работы. В ход шли палки и обувь. Особенно ему понравились тапочки. Их потом приходилось доставать из «подполья». Решив прекратить это безобразие, я заложил дыру кирпичами. И Обама, лишившись своего укрытия и комфорта, впал в депрессию.

«Ну чего он скулит? Целый час не перестаёт», - думал я, откачивая мёд. Мне было не до щенка, но все же решил его проверить.

Выйдя на крыльцо, увидел уморную сцену. Обама засунул свою голову в щель между кирпичами и жалобно скулил.

- Обама! Обама! - но тот слышал только свой голос, свою боль и обиду. Я подумал, что голова застряла в кирпичах. Потянул щенка за туловище, и она легко вышла. Но щенок сунул голову обратно, отчаянно заскулив.

- Ладно, освобожу тебе проход, - в открытой дыре Обама быстро скрылся.

И вот как-то мой Обама пропал... Последний раз я видел его поздно вечером, когда щенок юркнул спать в своё укрытие. Следующие дни прошли в работе, и было не до животных. И только уезжая, вспомнил, что не видел Обаму уже два дня. Я подошёл к дыре фундамента:

- Обама! Где ты? Ко мне! Обама! Обама! – я начинал думать о плохом.

Три дня назад вечером, когда подкармливал пчёл, досталось и Массандре, и Обаме. В тот вечер они убежали и дома не ночевали. Но ведь вернулись, и Обама был в добром здравии. А может его украли? Это было бы лучше. По крайней мере, зиму проведёт под присмотром и в тепле. “А если он умер, и сейчас под домом?” - подумал я испуганно. Схватив фонарик, я спрыгнул в колодец, который располагался под полом в санузле.

- Обама! Обама! – в ответ тишина.

Рядом крутилась Массандра.

- Массандра, где Обама? А? Где Обама? – в ответ дворняга только весело виляла хвостом. Если бы он умер, она бы почувствовала и не вела бы себя так спокойно и беззаботно. Собаки должны чувствовать смерть своих детей.

В последующие дни Обама не выходил из головы и потом два раз приснился, весёлым и счастливым. К чему эти сны?

Через несколько дней я зашел в дом с фонариком и спустился в колодец, чтобы еще раз убедиться, что Обама жив. Посветил под дальнюю лагу, и моё сердце сжалось. Под ней лежало что-то коричневое.

- Обама? - сорвалось с языка. – Обама! - я не узнал свой голос.

Выскочив из колодца, сбегал в сарай и принес трёхметровый плинтус. На одном конце ввернул длинный саморез. И снова спустившись в колодец, расположил фонарик так, чтобы было видно неизвестный объект. Цепляя саморезом что-то мягкое, стал подтаскивать к себе.Саморез плохо цеплялся за “это”. И вот последнее движение, и объект можно разглядеть. Фонарик, направленный вдаль, уже не освещал вблизи. Схватив его левой рукой, правой ещё раз подтянул к себе… Передо мной лежала старая фуфайка, местами обожжёная и рваная, по-видимому, оставленная в подполе прежним хозяином дома.

Значит, жив Обама!