МёД БЫВАЕТ И ГОРЬКИМ… (№1 от 11.01.2012)

Наши села – русское и татарское – разделяет неширокое поле и пологий овраг. За многие времена жизни рядышком люди стали как родные. Мой двоюродный брат Павел не раз помогал соседям строить избы, научился с грехом пополам говорить по-татарски, даже знал их песни. Бывало, идут знакомые ему татарки, и он обязательно споет им маленькую песенку. Женщины хохочут, видимо, песенка была шутливая. Одетые в длинные, цветастые, широкие платья татарки группой идут в наш магазин, авось, попадется что-нибудь такое, чего у них нет в селе, хотя знают, что все товары из одного и того же райпотребсоюза. Просто им, вероятно, хочется пройти и полем, и оврагом, поговорить о том о сем, а тут и мы живем с краю. Женщины обязательно подсядут на лавку к моей матери, узнают от нее все новости: кто умер, кто уехал, кто женился, а кто и, проворовавшись, попал за решетку.

Напротив нас живет пожилой мужчина – дядя Саня Самохин, он в большой дружбе с Ибрагимом из татарского села. Узелок дружбы у них завязался давно, а свели их на общей тропе пчелы. Мужики любят эту сладкую труженицу и с весны до поздней осени перевозят улья с поля на поле, где есть медосбор. Пчел пора уж определять в омшанник, а Ибрагим любит мед с последних осенних цветков. Вот и баталятся друзья почти весь год со своими «мухами». Прибыли от них почти нет никакой: раздают мед родным да тем, кого какая-нибудь хворь прихватит. Ставят они улья возле посевов гречихи, эспарцета, клеверов, тут особых разрешений не надо, а вот если забраться в самую гущу подсолнухов, в долинку, то обязательно надо распоряжение председателя колхоза, ведь до пасеки пчеловоды обязательно проделают дорогу, да и на машинах к ним будут заглядывать гости. Солнечные шляпки непременно будут примяты к земле. У дяди Сани с Ибрагимом есть небольшая, легкая будка, но она не на колесах, а на больших вытесанных из березы лыжах, любой маломощный трактор дотащит ее куда надобно.

Заехал как-то Ибрагим к дяде Сане на лошадке, а на фуре стояли улья. Мужики, видимо, обсуждали маршрут переезда. Ибрагим все поглядывал из открытого окошка, лошадь стояла спокойно. И вдруг в одну секунду лошадь стала бешено рваться от привязи, вставала на дыбы, страшно ржала. Те, кто занимаются пчелами, знают, что лошади очень боятся этих «мушек» с невероятными талиями. Неизвестно, по какой причине, но в одном из ульев на фуре открылся леток и пчелы стали выбираться наружу. Лошадь сразу навострила уши, услышав их гуденье, а когда стала налево и направо хлестать себя по крупу богатым волосяным хвостом, по всей вероятности, получила несколько пчелиных укусов. Известно, что если в подобной обстановке на лошадь нападает целый рой, то животное гибнет.

Ибрагим вмиг выскочил из избы дяди Сани, чем-то заткнул открывшийся леток, отвязал лошадь и запрыгнул в телегу, запутавшись в вожжах. На первой же выбоине он выпал из фуры, вожжи опутали ему ноги, а лошадь с храпом, как говорится, набирала обороты, взяв курс на свою деревню, к оврагу. Ибрагим, как деревяшка, колотился об дорогу, и перед самым оврагом, неизвестно как, но его ноги отцепились от вожжей. Если бы он на них попал за телегой в овраг, явно бы убился до смерти.

Дядя Саня где-то быстренько достал попутку и отвез Ибрагима домой. После он рассказывал, как сбежалась вся родня Ибрагима, было море слез, причитаний, все проклинали его пчел и зарекались, что никогда и к ложке меда не притронутся. Но причитай, не причитай, а надо лечиться. Наша соседка бабка Степанида отнесла Ибрагиму убойной травы, чтобы он пил отвары из нее, местная фельдшерица делала Ибрагиму какие-то специальные уколы. Дядя Саня тем временем перевез улья Ибрагима в подсолнухи, и если раньше они дежурили в будке рядом с пчелами по неделе, то дяде Сане теперь выпала охрана пчел, считай, на все лето. Нам, ребятишкам, жена дяди Сани тетя Маша готовила для него провиант, и мы носили ему в полевые подсолнухи молоко, хлеб, яйца, другую снедь. Он нас угощал свежим медом, если пчела садилась нам на щеки, на губы, на нос, он только говорил: «Не отмахивайся, укусит». Интересен все-таки наш деревенский язык, оказывается, пчелы не жалят, а кусаются.

Недели через три моя мама видит – идет в наше село, опираясь на клюшку, Ибрагим. Мама спросила, как его здоровье. «Немного лучше, но пока плохо. Боюсь умереть, Лизавет. Три раза в мечеть заказывал молебен, трава Степаниды хорошо помогает». «Ну, дай Бог, дай Бог», - говорит мама. «Молюсь Аллаху и днем и ночью», - отвечает ей Ибрагим. «А сейчас куда идешь?» - «В подсолнух к Саньке, надо глядеть, как он там без меня живет». Зная подробности этой истории с медом, который вдруг оказался совсем не сладким, я все обдумывал, как рассказать об этом коротко и ясно, но почему в памяти постоянно крутился заголовок какого-то большого романа, автора не помню, но заголовок казался мне верным и сильным – «Люди остаются людьми».