СОЛНЦЕ И ВЕТЕР ЕГО ДОРОГ (№48 от 7.12.2011)

Сидели мы однажды с Николаем в небольшом кафе и вели непринужденный разговор. И тут подошла к нашему столику девушка.

- Скажите, ведь вы – Николай Романов? Я сразу узнала вас по голосу…

- Ну, дожил, хоть рта не открывай, - засмущался Николай.- Веришь-нет, вчера в трамвае кондукторша денег за проезд брать отказывалась, голос мой, говорит, ей очень знаком и приятен. Вслед за ней скинулись с мест старушки и устроили мне целую пресс-конференцию: откуда я сюжеты беру для своих рассказов, и где эта знаменитая Ольховка?.. Еле отбился, пришлось за две остановки раньше с трамвая спрыгнуть.

Официантка принесла счет, мы молча расплатились и пошли подышать поближе к Волге. Отсюда с косогора туманно просматривался левый берег. Я знал, почему Николая тянет сюда: там, под волнами рукотворного моря, упокоилась его родная Тургеневка, где прошло его босоногое безмятежное детство. Это та самая Ольховка, чьих жителей он живописал в своих рассказах.

С Николаем нас судьба свела в Казанском университете. После службы на флоте Романов восстановился на журфаке, но уже на заочном отделении. Работал он в чердаклинской районной газете «Приволжская правда», но собирался переходить на областное радио. А редактор поставил условие: найдешь себе замену – тогда и отпущу. Уговорил Коля меня перевестись на «заочку», и в буквальном смысле передал Михаилу Сергеевичу Парфенову, тоже, как оказалось, тургеневскому мужику, талантливейшему редактору, ставшему настоящим учителем не только мне и Николаю, но и Геннадию Демину, и многим другим журналистам. А университет мы заканчивали вместе. Я ушел работать собкором в «Ульяновскую правду», а Николай вел сельхозпередачи на областном радио. Журналистские пути-дороги часто сводили нас вместе в разных местах. И каждая встреча – как светлый праздник. Собеседник он великолепный, речь его удивительно насыщена и эмоциональна. Помимо речевого богатства природа щедро наградила его отличной памятью и узнаваемым голосом.

Люди постепенно, незаметно для себя, подходят к возрасту, когда любой разговор начинается со слов «а ты помнишь?», когда чаще смотришь на стрелку барометра, чем на циферблат часов. У нас есть много чего вспомнить, но Николай всегда живет настоящим днем. По-прежнему легок на подъем, по журнально-газетным делам (а он сотрудничает с разными изданиями) может и в дальнее селенье «смотаться», прийти на областное радио, которое он возглавлял много лет, и начитать свой очередной рассказ, пообщаться с коллегами по перу и эфиру. Бывает, и поворчим по-стариковски на современную молодежь, что нынешняя журналистика сплошь превращается в репортерство, что нет уже того уважения к печатному и эфирному СЛОВУ…

- Включишь телевизор или радио, так взвыть волком хочется, - сокрушался на днях Николай у меня в гостях. – Откуда только они понабрались этих словечек!? Ощущение, что пришли эти ребятки в журналистику не с университетов, а прямо с зоны. Мало того, что гонят сплошной жаргон, так ведь иные половины букв алфавита не выговаривают! Доведут эти фурсенки-мурсенки наш язык, превратят «великий и могучий» в «эсэмэсный». А ведь как хорошо сказал в свое время о языке Валентин Распутин: «Слово должно стоять радостно»!

У самого Николая Романова отношение к слову – возвышенное. За кажущимся легким его стилем письма скрыт огромный труд мысли. За все годы писательства он так и не признал ни пишущую машинку, ни компьютер. «Неживое все это, – утверждает он. – Ничего лучше пера и белого листа бумаги человечество не придумало».

Я точно знаю, что все свои рассказы и стихи Николай пишет «от руки», старательно выводя своим каллиграфическим почерком каждое слово. А уж на «современный» набор в компьютер вводит его творения жена - Лидия. В его рассказах – отражение самой жизни, его герои - простые сельские жители, чаще с «чудинкой». И его Ольховка – это наша с трудом выживающая родная российская деревня с ее отчаянием, болью и надеждой. В стихах Романова – афористично отточенная в рифму философская мысль, поражающая глубиной и пророчеством.

Много лет назад мне в руки попался томик азербайджанского поэта Самеда Вургуна. Одно из его стихотворений – «Я не спешу…» - поразило, что называется, прямо в сердце. Я тотчас поспешил поделиться с «находкой» с Николаем. Позвонил ему и прочитал:

Все небо в звездах, с моря дует ветер,
Мы встретим со стаканами зарю.
Не говорю: забудем все на свете!
- Согреемся немного,- говорю.
Пусть длится ночь, пусть опоздает утро,
В объятьях дум сижу я у огня.
Пусть то, что я скажу, не так уж мудро,
Но мудрость друга – выслушать меня!..
Не прошло и получаса, как мне позвонил Гриша Медведовский: «Послушай, старик, я тут такие стихи услышал!» И начал читать Вургуна. Оказывается, Николай записал стихи на магнитофон и дал послушать Григорию. А у того тоже восторг, с кем бы поделиться!

Друг мой Николай Романов и в свои 70 лет не утратил ничего из того, чем щедро наградила его природа: таланта, трудолюбия, умения радоваться каждому отпущенному ему дню и часу. Рядом с ним всегда светло и уютно. А закончить свой рассказ о журналисте, писателе Николае Романове хочу словами того же Самеда Вургуна:

Да, голова твоя седа,
Поэт. Но это не беда, -
Ни женщина, что ты любил,
Ни Родина, чьим сыном был,
Те двое, для кого сгорел ты,
Пусть голова твоя седа,
Тебе не скажут никогда:
«Поэт, как рано постарел ты!..»