Dura lex, sed lex (закон суров, но он закон) (№38)

Законы, как известно, пишутся на бумаге, а те, кто их составляет, забывают порой про овраги. В конце 80-х был такой закон - «сухой». Спиртное не продавалось, свадьбы были безалкогольные: на столе ни одной бутылки, всё чинно и благородно (вся водка в чайниках)! Хитёр народец-то наш! Смекалист!

Даже новая валюта появилась, представляете! Это сейчас у нас в ходу и доллар, и евро, и теньге какое-нибудь, а тогда был только  советский, серпастый и молоткастый рубль. И лишь во времена «сухого закона» завелась «жидкая» валюта  (она же водка, она же самогонка, она же спирт - С2Н5ОН).

А уж в деревне без «жидкой валюты» совсем было никак: где огород вспахать, где дрова распилить, да и гости опять же могут нагрянуть внезапно! А в магазинах по нулям - «сухой закон», батенька! Вот и начали сельчане гнать самогонку, не корысти ради, а для крайней необходимости.

Жившая неподалёку от нас тётя Катя, очень, кстати, законопослушная женщина, тоже решилась на запретное дело, ей ведь, как и всем, иногда  требовалось рассчитаться  «безналом», то бишь самогонкой.

Местные власти нещадно боролись с самогоноварением. Участковый со товарищами лично объезжал все неблагонадёжные места и лично изымал и орудия производства, и саму продукцию. Продукция, видимо, была качественной, поскольку с утра (после вечерней дегустации) участковый всегда ходил с помятой рожей.

А уж слухи по деревне носились один страшнее другого: будто в милиции есть  такой чудо-прибор, которой моментально реагирует, если кто-то самогонку гонит, чуть ли не фамилию и адрес нарушителя указывает, во как!

Но хоть и страшно (могут ведь и на партсобрании  отчитать как несознательного элемента, а того хуже — под суд отдадут!), но взялась-таки тётя Катя за опасное дело.

Мужа на работу отправила, попросила, чтобы он на ворота дома замок повесил, будто бы нет никого, занавески задёрнула и... увидела под окном милицейский УАЗик, из которого не спеша вышел вечноопухший участковый (не к ночи будь помянут!) со своей братией и направился прямо по тропиночке к дому.

«Сработал-таки окаянный чудо-прибор, - подумала Катерина, - ведь и сделать-то ничего не успела, а они уж тут как тут! Повяжут, как пить дать, повяжут! Э-эх! По тундре, по широкой дороге!»

Заметалась она по дому, флягу с бражкой неприподъёмную одним махом подхватила и вылила всё разом на задний двор — уничтожила, типа, улики. Сидит, трясётся, ждёт. Где-то примерно через полчаса тревожного ожидания до тёти Кати доходит одна простая вещь — снаружи-то на воротах замок висит, значит, менты поняли, что дома никого нет, чего же УАЗик не уезжает? Она совсем забыла, что в соседней избе живёт извечный возмутитель спокойствия, пьяница и дебошир Гришка и что с завидной регулярностью жена сдаёт его властям на перевоспитание. Вот и сейчас вывели менты Григория под белы рученьки, посадили в машину и укатили.

Поняла тётя Катя, что сглупила: вылила брагу, почём зря. Да, у страха глаза велики! Побрела на задний двор флягу пустую подбирать да убытки подсчитывать: дрожжи, сахар, который, кстати, тогда тоже был в дефиците. Только вышла — батюшки! Новая беда — куры перемёрли! Некоторые лежат вповалку, некоторые ходят, покачиваясь, а петух и вовсе взбесился — носится по двору и орёт благим матом. Может милицейский антисамогонный прибор виноват — убил живность невидимым излучением? И ведь опять хозяйке невдомёк: брагу-то она не глядя выливала, да как раз туда, где куры зерно клевали, вот и получился у них лёгкий фуршет, плавно переходящий в пьянку. Но к вечеру птица оклемалась, даже сушняк не мучил.

Зареклась тогда Катерина законы нарушать, а гостей, если вдруг нагрянут, решила угощать только чаем, как говорится: «Звиняйте, хлопцы, бананов нема!».