Добавлено: 05 марта 2008 / Коментариев: 0
Адская музыка любви (№9)
Предчувствие не обмануло. Она пришла, явилась в образе Карменситы, влекущая, как колдунья, с жарким взглядом, полоснувшим насмешкой, с песней нежных мраморных плеч - до ужаса знакомая, далекая и близкая. И закружила его, замела метель любви. Пришла из вихря музыки и света, "всех ярче, верней и прекрасней", веселая, в золоте кудрей, с чарующим голосом. С него, с голоса, собственно, все и началось.
сначала он услышал ее меццо-сопрано - она пела на сцене Музыкальной драмы, пользуясь особым успехом в роли Кармен.
Когда это случилось? Скорее всего, осенью 1913 года. А в начале следующего произошла их встреча. Ему шел тридцать четвертый год, столько же было и ей.
До этого Блок написал Любови Александровне Дельмас - так звали певицу - несколько писем. Удивительные по искренности любовные послания. Поэт говорил о том, что не влюбиться в нее невозможно, хотя он не мальчик, знает эту адскую музыку влюбленности, от которой стон стоит во всем существе, ибо "много любил и много влюблялся". Но любовь пришла не спрашиваясь, помимо его воли, в нем растут забытые чувства, идет какое-то помолодение души. И еще Блок признался, что, как гимназист, покупает ее карточки, стоит дураком под ее окном, смотря вверх, ловит издали ее взгляд, но боится быть представленным, так как не сумеет сказать ничего, что могло бы быть интересным для нее. И мечтает лишь поцеловать руку, которая бросила ему цветок, и он, как Хозе, поймал его. В эти дни он пишет и отсылает Карменсите первые посвященные ей стихи.
За окном падал вялый мартовский снег, а в душе поэта бушевала буря. Поэт понял, что цветок, брошенный ею, заколдован, и теперь он всецело в ее власти. Наконец, в последних числах марта они встретились. Был дивный вечер, звонкий смех, розы на груди, пьянящий запах духов.
Так случилось, что оба они жили на Офицерской - судьба! - почти на краю города. Его дом, где он поселился два года назад, стоял в самом конце улицы, упиравшейся в этом месте в мелководную Пряжку - речушку с грязными, размытыми берегами. Ее дом, угловой, находился чуть ближе. Она занимала квартиру на последнем, четвертом этаже, "там, под высокой крышей", было ее "окно, горящее не от одной зари".
После знакомства Блок и Дельмас виделись чуть ли не ежедневно. Пешком возвращались из театра на Офицерскую. Или белыми ночами бродили по закоулкам старой окраины, по Заводской, Перевозной, мясной... вслушивались в гудки судостроительного завода, расположенного поблизости, ловили запахи моря, долетавшие сюда с ветром. И шли к Неве по набережной Пряжки, через мост, который он назвал "Мостом вздохов", пояснив, что есть такой же, похожий, в Венеции. Ужинали в ресторанах, пили кофе на вокзале, ездили на Елагин остров, гуляли в парке, ходили в кинематограф, катались с американских гор. И снова "улицы, и темная Нева, и Ваши духи, и Вы, и Вы, и Вы!".
Во время этих прогулок Любовь Александровна рассказывала о себе.
Дельмас - это сценический псевдоним, по фамилии матери. Она же урожденная Тишинская. Ее отец, Александр Амфианович, был видным общественным деятелем в их родном Чернигове и скончался, едва она окончила гимназию. Любовь к музыке родилась еще в семье, главным образом благодаря матери, от которой Любовьполучила первые уроки пения и игры на фортепиано. Она же привила вкус, серьезное отношение к вокалу. Впрочем, у них у всех в семье были хорошие голоса. А про Любу кругом только и твердили, что грешно с такими данными не учиться. Она поступила в Петербургскую консерваторию. По окончании пела в Киевской опере, в петербургском Народном доме, вместе с самим Шаляпиным участвовала в заграничном турне и исполняла партию Марины Мнишек в "Борисе Годунове". Потом пела в "Риголетто", "Пиковой даме", "Аиде", "Снегурочке", "Парсифале", "Царской невесте" и, наконец, в "Кармен" - это, пожалуй, лучшая ее партия.
Сближение их шло быстро, по нарастающей. Блок писал ей, что "это страшно серьезно", что в ней и старинная женственность, и глубина верности, и возможность счастья, но главное все же - что-то такое простое, чего нельзя объяснить.
Те, кому доводилось их видеть в ту пору вместе, в фойе ли театра, на концерте или на улице, с удивлением отмечали, как они поразительно подходят, гармонически дополняют друг друга. Особенно это было явно, когда Блок и Дельмас выступали вдвоем со сцены. Так было, например, на литературном вечере, состоявшемся в годовщину их знакомства - Блок читал свои стихи, она пела романсы на его слова. Она тогда была особенно ослепительна в своем лиловом открытом вечернем платье. "Как сияли ее мраморные плечи! - вспоминала современница. Какой мягкой рыже-красной бронзой отливали и рдели ее волосы! Как задумчиво смотрел он в ее близкое-близкое лицо! Как доверчиво покоился ее белый локоть на черном рукаве его сюртука". Казалось, вот оно, его счастье, которое нашел однажды в Таврическом саду, где они вместе выискивали на ветках сирени "счастливые" пятиконечные звездочки цветков.
История их любви запечатлена в его письмах и многих стихах: ей посвящены циклы и книги "Кармен", "Арфа и скрипка", "Седое утро", многочисленные записи в дневниках и записных книжках. Поэт подарил ей поэму "Соловьиный сад", которую завершил осенью 1915 года, с надписью: "Той, что поет в Соловьином саду". Но еще раньше, на излете тревожного четырнадцатого года, опубликовал стихотворный цикл "Кармен". Так эпизод биографии поэта стал фактом искусства.
К сожалению, свои письма к поэту (он вернул их ей) Любовь Александровна сожгла незадолго до своей смерти в апреле 1969 года. Подумать только: она, знавшая великого Блока, была нашей современницей! К счастью, некоторые литературоведы успели побывать у нее, ознакомились с архивом, письмами, фотографиями, записали воспоминания.
Была ли она вообще красива? Скорее, привлекательна. Блок имел свое представление о женской красоте. "Все его женщины, - отмечает В. Орлов, - были некрасивы, но прекрасны, - вернее сказать, такими он сотворил их - и заставил нас поверить в его творение".
Они резко расходились во взглядах на искусство. Для него - оно там, где ущерб, потеря, страдание, холод. Художник не может быть счастлив. Ей, жизнерадостной по мироощущению, эта мысль была противопоказана. Она не желала соглашаться.
Но "таков седой опыт художников всех времен", - настаивал Блок, считая себя ничтожным звеном длинной цепи этих отверженных.
По-своему он переживал древнюю, как мир, коллизию борьбы любви и долга, под которым разумел служение поэзии. Блок писал ей: "Я не знаю, как это случилось, что я нашел Вас, не знаю и того, за что теряю Вас, но так надо. Надо, чтобы месяцы растянулись в годы, надо, чтобы сердце мое сейчас обливалось кровью, надо, чтобы я испытывал сейчас то, что не испытывал никогда, - точно с Вами я теряю последнее земное. Только Бог и я знаем, как я Вас люблю".
И все же, сколь ни трудно, он пытается найти в себе силы для мучительной разлуки. И находит. Отныне в их отношениях наступает период отлива, хотя иногда еще и случаются приливы. То ее звонок разжалобит и он согласится на свидание, то она напомнит о себе корзиной красных роз, то проявит заботу о его полухолостяцком быте.
...Блок вышел на улицу, словно во сне дошел до ее дома, остановился, посмотрел туда, где под самой крышей горело ее окно. В тот же миг свет погас. А он стоял и думал о том, что у художника своя особая судьба, своя дорога.
Коментарии(0)
Только зарегистрированные пользователи могут оставлять коментарии. Пожалуйста войдите в свой аккаунт, или зарегистрируйтесь